Вторник
(из цикла "Сказки Одной Недели")

Прошло уже больше часа, с того момента как Энике и Брусника проснулись в своих кроватках и, не заправив постели, быстро выбежали на улицу. Напрасно мама кричала им вдогонку о завтраке и сладком чае. Маленькие непоседы, не слыша ничего, кроме звона собственного счастья, весело бежали куда-то за огород, в луга, улыбаясь друг другу и всему миру. Июнь, пришедший на смену озорнику-маю, медленно расправлял плечи, гася весенние звезды и зажигая летние. С каждым новым лучом июньского солнца горизонт отдалялся все дальше, а облака становились похожими на каких-то волшебных животных. Колесо жизни делало очередной оборот. Энике, бежавший быстрее Брусники, резко остановился, дернул сестру за косичку и показав ей язык побежал дальше, прямо по огороду. Растерявшаяся на миг Брусника тотчас же пустилась за ним вдогонку. Молодой, со смешными зелеными кудряшками горох ласково щекотал своими вьющимися усиками наступающие на него босые ноги. Укроп и мята щедро осыпали своей, такой разной, но все равно одинаково волшебной пыльцой пробегавших мимо них малышей. Когда Энике и Брусника забежали в заросли зацветающей кукурузы, та, будто бы оживленная прикосновением их рук, вдруг вся пришла в движение и, раскачиваясь из стороны в сторону, тоже включилась в их бессмысленные чудачества. Все на огороде зашевелилось и загудело, заразившись весельем двух бегущих пар ног. Даже лук, всегда прямой и строгий, на миг позабыл о своей серьезности и пустился в пляс, спутывая и заплетая грядки в узлы. Лишь только цветущая тыква не приняла участия в царящем среди растительности безумии, и раскинув свои длинные колючие отростки, больше похожие на зеленые щупальца, лежала и угрюмо смотрела по сторонам. А Энике и Брусника все бежали и бежали дальше за огород, через поле молодого овса, мимо сливовой рощи, в луга, звенящие от переполняющей их жизни. Добежав до родника, они встали на колени и, сделав из листьев старого лопуха стаканчики, стали жадно пить холодную воду. Напившись вдоволь, они легли на пахнущую свежестью траву и стали смотреть в падающее на них небо. Трещали кузнечики, гудели пролетающие над ними жуки, бабочки, как сумасшедшие безостановочно танцевали на цветках, пахло одуванчиком и полынью. Энике и Брусника впитывали бушующую вокруг них жизнь, всю, до последней капли, так, будто знали, что вскоре им предстоит долгий путь через пустыню, где уже не будет ни родников, ни колодцев. Они были самыми обычными детьми. А, как известно, именно из таких детей вырастают самые необычные люди.
- Наверное, сегодня Пятница, - сказал Энике, жуя травинку. Брусника, рассматривающая в этот момент перламутровую гусеницу, посмотрела на брата.
- Трава пахнет грибным дождем, - пояснил тот ей.
Брусника повернулась к пылающему голубому пламени цветущего цикория, закрыла глаза и глубоко вдохнула.
- А по-моему, похоже на радугу, - сказала она, повернувшись к брату. - Так пахнет Воскресенье.
- Да нет же, это Пятница! - покачал головой Энике.
- А вот и не Пятница! - упрямо твердила сестра.
В этот момент из травы выполз коричневый жук-носорог. Солнечные блики весело скользили по его сверкающему панцирю и большому острому рогу на лбу, благодаря которому он, собственно, и получил свое прозвище.
- Нет, нет. Вы оба ошиблись, - сказал он, и затем удивленно добавил. - Как можно путать дни? Они ведь такие разные!
Брат и сестра повернулись к жуку.
- А наша мама говорит, что все дни похожи друг на друга, - сказала Брусника.
- Это от того, что она давно уже не пила воду из родника и не лежала на траве, - ответил жук.
Он пошевелил лапками, будто проверяя все ли на месте, а затем медленно пополз по листьям подорожника. Энике и Брусника молча смотрели как он забавно раскачивается, поднимаясь вверх по зеленому стеблю. Забравшись на самый верхний лист он лег на его солнечную часть и замер.
- Но меня удивляет, что вы не узнали имя дня! - вновь обратился он к детям.
- Мы запутались, - признался Энике.
- Энике говорит, что трава пахнет грибным дождем, а мне кажется радугой, - вторила брату Брусника.
- Запомните: запахи обманчивы, - строго сказал жук. - Если вы сомневаетесь в них, пробуйте на вкус. Он всегда скажет правду. Верно я говорю?
Последняя фраза была адресована приземлившемуся неподалеку кузнечику. Тот, услышав вопрос жука, посмотрел на детей.
- Верно! Верно! - затараторил он, смешно размахивая своими длинными усами-удочками. - Вкус - никогда не врет. В нем вся суть. Запахи же для того и придуманы, чтобы сбивать с толку.
Дети радостно закивали и их руки как по команде потянулись к танцующему рядом цикорию. Жук и кузнечик молча смотрели как дети отрывают по голубому цветку и кладут их себе под язык. Через секунду на лицах Энике и Брусники засветились улыбки.
- На вкус как сок мяты, - причмокивая языком сказал Энике. - И еще похоже на...
- На варенье из еловых веток! - добавила Брусника.
- Точно!
Жук загудел в знак одобрения.
- И что же сегодня за день? - спросил он.
- Вторник! - хором ответили те.
- Надо же, какие смышленые! - удивился кузнечик и, как следует оттолкнувшись, прыгнул куда-то в глубь окружавших их всех зеленых зарослей.
- Молодцы! - похвалил их жук-носорог. - Никогда не забывайте о разнице вкуса и запаха, и тогда жизнь ваша будет всегда чистой, как родник из которого вы сейчас пили. А теперь мне пора.
И он повернулся к солнцу, готовясь взлететь. Детям не хотелось расставаться с мудрым жуком и поэтому Энике сказал:
- Побудь еще с нами.
Жук едва заметно покачал своим красивым коричневым рогом.
- Не могу, - сказал он. - Я сегодня приглашен в гости к своему старому другу. Поэтому надо лететь.
- А где твой друг живет? - спросила Брусника.
- У пруда, - ответил жук. - Там, где растут Старые Вербы.
- Давай мы отнесем тебя туда! - предложил умница Энике. - А по дороге ты нам еще что-нибудь расскажешь.
- Точно! Отнесем! Ведь это совсем не далеко! - захлопала в ладоши Брусника и глаза ее заблестели.
Жук-носорог, не ожидавший такого предложения, на секунду задумался.
- Хорошо, - согласился он, и добавил. - Но только заверните меня в лист лопуха или тыквы, чтобы случайно не помять руками мои крылья.

- Мама! Мама! Мы идем к Старым Вербам! - закричали брат и сестра, подбегая к своему дому.
Мама, стиравшая во дворе одеяло, посмотрела на бегущих мимо детей.
- Энике! Брусника! Подойдите ко мне, - позвала она их.
Дети подбежали к матери.
- Зайдите к пану Бранковичу и возьмите у него гусиные головы, - сказала она им. - Он сегодня собирался рубить гусей. Ему головы ни к чему, а нам пригодятся для супа. А затем зайдите к старой цветочнице и попросите у нее немного корицы. Сегодня мы будем печь пирог.
- Ура! Пирог! - хором закричали обрадованные малыши и кинулись обнимать маму.
- Не испачкайтесь в мыле, - улыбнулась она, высоко поднимая украшенные белой пеной руки.
Дети обняли ее еще крепче и не отпускали до тех пор, пока мама не наклонилась и не поцеловала каждого. Затем она дала им мешочек для гусиных голов и мешочек поменьше для корицы.
- Смотрите не опаздывайте к ужину! - крикнула она им вдогонку, когда они побежали вниз по улице.
Деревушка в которой жили Энике и Брусника была совсем крохотной и дети обегали ее по несколько раз на дню. Улиц не было. Все дома располагались беспорядочно, словно опята в траве. Одни стояли на берегу небольшого пруда, окруженные со всех сторон зарослями камыша и осоки, другие прятались в тени огромных сливовых деревьев, которые росли в этих краях повсюду, третье грелись на лугу под солнцем, в компании ковыля и клевера.
Пан Бранкович был старейшим жителем деревни. В молодости он работал кузнецом и слыл большим мастером своего дела. Гвозди, выкованные им еще в дни юности до сих пор держали стены большей половины домов в деревушке. Спицы для колес, черенки лопат, вилы, ножи и много еще чего сделанного им по сей день служили своим хозяевам и не ржавели. На все вопросы о тайнах своей работы Бранкович неизменно повторял, что его изделия не ржавеют оттого, что в них частичка его души. "И пока душа моя не начнет ржаветь от старости, не заржавеют и они” - добавлял он в конце. Ни жены ни детей у него не было, как не было и сожалений по этому поводу. Пан Бранкович считал, что одной любимой работы с лихвой достаточно для того, чтобы быть счастливым. Его руки украшали замысловатые узоры ожогов и мозолей, каждый из которых было каким-то воспоминанием, какой-то частью его жизни. Состарившись, пан Бранкович продал кузницу, построил вместо старого дома новый и поставил у входа свой трехпудовый молот, как напоминание об ушедшей молодости. Он начал разводить гусей, выращивать сладкую редьку и продавать все это на базаре. Накопив денег, он покрыл крышу красной черепицей и пристроил еще две комнаты. Так его дом стал самым большим домом в деревне. Он стоял недалеко от дома Энике и Бруснике и дети частенько заглядывали к бывшему кузнецу. А тот рассказывал им разные истории, учил кормить гусей и угощал сладким перцем. Энике и Брусника сначала хотели отнести жука-носорога к пруду, а потом идти к кузнецу, но жук возразил:
- Сначала сделайте то, о чем попросила вас мама, - сказал он. - Меня отнесете потом. Я не тороплюсь.
Дети не стали возражать и пошли к дому Бранковича.
- Помните, что я говорил вам о вкусе? - заговорил жук в руках несущей его Брусники. - Так вот, запомните вот еще что: еда – единственное в мире удовольствие, которое стоит того, чтобы тратить на него время. Люди забыли это. И поэтому стали различать счастье и несчастье. Вы любите кушать?
- Я люблю малину и кипяченое молоко, - сказал Энике.
- А я кленовый сироп с белым хлебом, - облизнувшись, поведала Брусника.
- Молодцы, - похвалил их жук. - Любить вкусно есть, это слабость. Не потеряйте с возрастом эту слабость и она сделает вас сильными.
- А что ты любишь? - спросил Энике.
Жук заворочался в листе, высунув наружу свой рог.
- Я люблю жаренные желуди и побеги молодого одуванчика, - после долгого молчания признался он. - И хотя в жизни я много чего любил, лишь эта любовь не дает мне состарится.
- Как это? - не понял Энике.
- Очень просто, - сказал жук. - Вкус жаренных желудей и молодого одуванчика ничуть не изменился с тех самых пор, когда я впервые его попробовал. Поэтому всякий раз когда я ем их, я возвращаюсь в тот самый первый раз и снова становлюсь молодым.
Когда дети вошли во двор, пан Бранкович ловил гуся. В его руках был большой сачок, которым обычно ловят рыбу. Он безостановочно размахивал им, пытаясь поймать шуструю птицу, но та всякий раз ускользала. Увидев детей, он закричал:
- Здравствуйте, ребятки!
Голос у него был громкий и звенел как пустая железная бочка, по которой стукнули палкой, и от этого казалось, что Бранкович всегда в веселом настроении. Впрочем, такое предположение не было далеким от истины. Бывший кузнец действительно редко грустил.
- Здравствуйте пан Бранкович, - поздоровались дети.
- А ну, хватайте палки, помогите-ка мне словить этого удальца, - снова крикнул он. - А то мне одному не справится.
Дети мигом подняли валявшиеся тут и там хворостины и кинулись к прыгающему по двору гусю. А тот, расправив крылья и изогнув шею, бегал, шипел и громко хлопал крыльями, не желая примиряться со своей участью. Через несколько минут гусь был пойман.
- Ну вот, добро! - сказал Бранкович, опутывая ноги гуся бечевкой.
Увидев мешочки в руках детей он сказал:
- Вас, наверное, мама за головами прислала? Три уже лежат в доме, на столе. Пойдите, возьмите их. Они там, на столе, в черную тряпку завернуты. А я сейчас четвертую принесу. Вы пока посидите, покушайте зеленого крыжовника. Он там, в тарелке. Ну, идите.
Энике и Бруснкиа послушно пошли в дом. За все время, что они приходили к Бранковичу, он не разу не разрешал им смотреть на то, как отрубают головы гусям. И не разу не показал этих самых голов.
- Ни к чему без лишней необходимости мучить свои глаза таким зрелищем, - часто говорил он им. - Подрастете, поймете, что в нашем мире помимо гусей много чего обезглавлено. Такова уж она, жизнь. Поэтому, пока молоды, смотрите на то, что прекрасно, и не замечайте того, что уже изувечено.
Дети не понимали значения его слов, но всегда слушались и уходили в дом. Вот и сейчас они сидели за столом, в ожидании Бранковича и ели мелкий, еще не дозревший крыжовник. Жука они осторожно положили на стол и тот, расправив крылья, чуть слышно гудел.
- Вот интересно, а что бывает с гусями, когда им отрубают головы? - спросила Брусника, задумчиво катая зеленую ягоду по своей ладони.
- А вы не спрашивали об этом старого кузнеца? - спросил жук.
- Спрашивали, - ответил за сестру Энике. - Но он ничего нам не сказал.
- Совсем ничего? - удивился жук.
- Сказал лишь, что если бы он сам знал, то своими руками сделал бы себе памятник, - ответил Энике.
- А ты знаешь, что бывает? - спросила Брусника у жука.
Жук сложил крылья и подполз ближе к детям.
- Да, - сказал он.
- И что же? - хором спросили дети.
- Они поднимаются высоко в небо и превращаются в звезды, - ответил он. - И больше уже никогда не спускаются вниз.
- Здорово, - восхищенно сказала Брусника. - Как бы я тоже хотела подняться высоко-высоко и летать над нашей деревней.
Жук подполз еще ближе, так что его передние лапки свесились с края стола.
- Я хочу открыть вам тайну, - шепотом сказал он. - Но вы должны пообещать, что никому не скажете о ней. Обещаете?
Дети закивали головами и тоже перешли на шепот.
- Обещаем.

- Все мы, - тихо заговорил жук, - и вы, и я, и ваша мама, и пан Бранкович, другие жуки и другие люди, все когда-нибудь поднимемся высоко в небо и станем звездами.
- А когда? - прошептал заинтересованный Энике.
- Я и пан Бранкович уже вскоре, а вам и вашей маме придется еще долго ждать, - ответил жук. - Поэтому не спешите взрослеть, у вас еще очень много времени. А главное, не бойтесь стать звездой.
- А разве это страшно? - удивилась Брусника.
- Нет, совсем не страшно, - ответил жук.
- Зачем же тогда бояться?
- Не знаю, - вздохнул жук. - Но многие боятся
Через минуту вошел пан Бранкович, держа в руках что-то завернутое в бумагу.
- Вот, держите, - как-то устало сказал он и протянул сверток.
На его ботинках светились маленькие красные капельки, будто кто-то только что обрызгал их вишневым соком. Но никто, кроме жука-носорога этого не заметил.

- Напрасно вы сказали ему про гусей, - сказал жук, когда они вышли на улицу.
- Ты сердишься на меня за это? - спросил Энике, державший в этот момент тыквенный лист.
- Нет, - сказал жук. - Но кузнец расстроился.
- Думаешь, он боится стать звездой? - удивилась Брусника, и тут же добавила. - Пан Бранкович ничего не боится!
- Конечно, он не боится. Просто ему стало грустно, - ответил ей жук. - Но я его понимаю.
И помолчав немного, добавил:
- Покидать дом, зная, что уже никогда в него не вернешься – что может быть грустнее этого?
Но ни Энике ни Брусника не понимали о чем говорит жук. Они весело смотрели по сторонам, не подозревая что в мире есть что-то еще кроме солнца и вечной молодости. Дети смеялись, гоняясь друг за другом по зарослям высокой полыни и в их смехе жук-носорог, сам того не ожидая, находил ответы на давно мучившие его вопросы. Наблюдая за их играми, слушая их смех, он ясно понял что далекие и недосягаемые звезды для этих детей словно яблоки на их яблоне, за которыми стоит просто протянуть руку. Жук попытался вспомнить был ли когда-то и он таким же как они, но ничего не вспомнил. Вскоре показался дом старой цветочницы. С круглыми окнами, с крышей, поросшей мхом и гусятником, слегка наклонившись, будто от усталости, он притаился в цветущих кустах боярышника. А прямо перед окнами раскинулись клумбы и прямые словно ветки ивы ряды цветов. Энике и Брусника часто приходили сюда просто для того чтобы посмотреть на это море летних красок. И хотя они не знали ни одного цветка по имени, любой из них мог с закрытыми глазами, по запаху угадать какого цвета тот или иной цветок.
Цветочница, имени которой в деревне никто уже не помнил, поливала маленькие розовые цветы, больше похожие на бусинки и что-то тихо напевала. В одной руке она держала ведро с водой, в другой - маленькую кружку и пританцовывая двигалась от цветка к цветку, от клумбы к клумбе. Увидев детей, она улыбнулась и приветливо помахала им рукой. По возрасту она, наверное, была ровесницей пану Бранковичу, (хотя ее возраста, как и ее имени никто не знал) но в деревне никому бы не пришло в голову назвать ее старой. Ее глаза все еще светились словно глаза молоденькой девушки и в смехе до сих пор был слышен смех ребенка. "Это оттого, что я всю жизнь дышала цветочной пыльцой” - шутливо отвечала она на все расспросы. Как и Бранкович, она жила одна, но в отличие от него часто из-за этого грустила.
- Здравствуйте, - поздоровались с ней дети.
- Здравствуйте, здравствуйте, - улыбнулась хозяйка цветов, ставя ведро на землю и подходя к детям.
- Мама попросила у вас немного корицы, - сказал Энике.
- Сегодня мы будем печь пирог! - не удержалась и похвасталась Брусника.
- Вот как! Пирог! Это отличная идея! - улыбнулась цветочница. - Сейчас, сейчас. Корицы, да? А у вас, я смотрю, и мешочек есть? Очень удобный мешочек. Давайте, я вам насыплю.
Взяв протянутый Брусникой мешочек, она исчезла в доме. Через открытые окна было слышно как она торопливо открывает дверцы шкафов и гремит какой-то посудой.
- Я люблю бывать у ее дома, - заговорил жук, показавшись из-под листа. - У нее самые красивые цветы в округе. Часто я прилетаю сюда на закате и смотрю как цветы складывают лепестки и засыпают. Это красивое и зачаровывающее своей грустью зрелище притягивает меня снова и снова. Цветочница тоже смотрит на них. Но всегда молчит. Иногда, мне кажется что в такие моменты какой-то невидимый цветок внутри нее тоже складывает лепестки и она засыпает вместе со своим садом.
В этот момент из дома вышла цветочница. В одной руке она держала мешочек с корицей, в другой – маленькую банку меда.
- Вот она, корица, - сказала цветочница, протягивая им мешочек.
- А это, - указала она на банку, - мед. Чтобы пирог получился слаще.
Энике взял банку, а Брусника мешочек с корицей.
- Спасибо, - поблагодарили они ее.
- На здоровье! - бодро сказала она. - Кушайте на здоровье!
- А вы любите пирог с корицей? - спросила Брусника.
Цветочница ласково улыбнулась ребенку.
- Когда-то любила, - сказала она. - И пирог с корицей, и печеные яблоки с сахаром, и варенье из вишен, и мед с воздушными пирожками, и сливовый джем и еще много чего.
- А теперь?
- Теперь? - задумалась цветочница. - Теперь уже нет. Раньше все эти сладости были самым настоящим праздником для меня. Сейчас же, глядя на них я вижу просто еду. Праздник закончился, а я не заметила когда.
Дети непонимающе посмотрели на нее, но цветочница не заметила этого.
- Знаете в чем дело? - задумчиво сказала она не глядя на детей. - Все дело в том, что в ваших глазах блестит роса, оставленная рассветом на листьях крапивы. А в моих глазах блестит горький крапивный сок.
Хозяйка цветов говорила тихо, глядя куда-то в сторону и казалось совсем забыла о стоявших рядом детях. Но вот она тряхнула головой и, будто сбросив с плеч тяжелый мешок, выпрямилась и улыбнулась.
- Вы не обращайте внимания, - сказала она. - О чем еще расскажет старая цветочница, если не о траве?
И она состроила смешную рожицу детям, отчего те сразу же засмеялись. Как только они ушли, цветочница подняла оставленное ведро, взяла кружку и вернулась к поливке.
Дети бежали, обгоняя ветер и летавших повсюду бабочек. Вскоре показался пруд, связанный со всех сторон темно-зеленым камышом. Энике и Брусника свернули в сторону и вскоре перед ними выросли Старые Вербы. Огромные, словно закованные в кору облака, они гордо возвышались над прятавшимися в их тени кустами волчьих ягод. Корни Верб, словно лапы сказочного великана, жадно впились в берег, держа его и не давая окончательно соскользнуть в пруд. От деревьев исходил аромат силы и спокойствия, от которого хотелось дышать чаще.
- Ну, вот и все, - сказал жук, когда тень деревьев упала на несущих его детей. - Теперь нам пора прощаться.
- Ты еще прилетишь к нам? - спросила Брусника.
- Быть может - да, быть может – нет. Кто знает? - казалось, что впервые за весь день в голосе жука прозвучали нотки веселья.
Энике вынул жука из тыквенного листа, положил его на другую ладонь и поднял вверх.
- Мне было приятно провести с вами день, - сказал жук, посмотрев на детей. - Я не забуду этого дня.
- Мы тоже не забудем, - сказала Брусника.
- Забудете, - сказал жук. - Вы еще слишком молоды, и должны забывать.
- А ты? - спросил Энике. - Ты не забудешь?
- Не успею, - заверил его жук и не дожидаясь ответа взмыл вверх, в нависавшую над ними листву.
Энике и Брусника махали ему руками до тех пор пока слышалось его жужжание. А затем они побежали домой, к маме.