Сказка для Маши (часть 2)

- Ну, если дело важнее грамматики, тогда иногда можно. А какое дело тебя влечет и не отпускает?

Ну, я рассказал. Художник задумался, а потом и говорит:

- Я давно разочаровался в буквах, потому что из них слишком много плохого складывается. Вот краски мои – это мой язык, он не обманет, он может сказать – безо всяких букв – все самое важное, что только есть на свете. Что красиво, что безобразно, что мы любим, что ненавидим, к чему мы стремимся и от чего мы хотели бы избавиться. Все в красках, попробуй у мира отнять краски – мир исчезнет, не будет ничего!

- Почему, ведь были раньше черно-белые телевизоры, и все их смотрели?

- А черная – разве не краска? А белая? Нет, мой мальчик, в мире самое главное – это краски. Хочешь, я нарисую тебя и твою сестру, ваш дом и родителей?

- Конечно, хочу, спасибо. Но мне надо успеть всех спасти, расколдовать, а то я сам в машину превращусь.

Попрощались мы с художником, и я дальше пошел. Иду, слышу вдалеке музыка играет. Что-то новенькое, думаю, давненько я никакой музыки не слышал. Подхожу поближе – сидит музыкант на пенечке, играет на скрипке, такая чудная мелодия, просто ни словом сказать, ни пером описать. Подождал я, пока он закончит, - «Здравствуйте, - говорю, - музыкант!»

- Здравствуй и ты, - отвечает. – ну, как тебе понравилась моя музыка?

- Очень!

- Спасибо, очень тронут. А где цветы?

- А у меня нету.

- Ну ничего, не страшно. Можешь просто похлопать.

Я похлопал, а музыкант раскланялся, как на сцене.

- Что тебе еще сыграть? – спрашивает.

- Что-нибудь недлинное, а то я спешу – отвечаю.

Музыкант покачал головой и говорит:

 – Покороче – это слово из другого языка. Я его просто не принимаю, хотя и понимаю. К музыке это слово не относится.

- А как Вы определяете, что относится, а что не относится?

- Очень просто, у музыки свой язык, и в нем такого слова нет. Уж я-то наш, музыкальный, язык знаю, можешь мне поверить.

- А ваш язык может расколдовать кого-нибудь?

Он призадумался и отвечает:

- Расколдовать – нет. Наш язык может заколдовать.

- Ну как же так, разве можно заколдовать и не расколдовать – все так и останутся заколдованные?

- Да, и это самая высокая задача музыки, заколдовать и так и оставить. И люди сами к этому стремятся, и ничего плохого в этом нет. Хочешь, попробуем?

- Захотел, но не могу, у меня дела срочные.

- Ну раз срочные, тогда ладно, в следующий раз. Ступай и запомни – музыка дело не срочное, но самое важное, потому что она мгновения может превратить в вечность и подарить ее любому, кто музыку понимает. До свидания, а не прощай, мы еще обязательно встретимся.

Пошел я дальше. Дорога пустая, никого больше нет, иду и думаю: «Вот у них у каждого свой язык, у одного – звезды, у другого краски, у третьего – ноты. Ну неужели нет такого языка, который был бы у всех? Например, захотел художник поговорить с музыкантом – на чем будут разговаривать – на красках или на нотах? А со мной-то они говорили по-нашему, по человечески, просто словами. Значит слова – и есть волшебный язык, который всем понятен. Это и есть волшебство языка. Всех людей объединяет наша речь, и мы можем рассказать друг другу, как светят звезды, как звучит музыка и сверкают красками картины.»

А тут мои внутренние голоса ожили, зашептались, и говорят – «а ты попробуй теперь, раскрой книгу, что будет? Ведь предметы зависят от того, что ты о них думаешь!»

Ну, я присел в сторонке, открываю книгу и вижу – и вправду, в книге появились буквы, но не на всех страницах, а только на некоторых, - наверное, написано только то, что мне сейчас надо, а остальное – потом напишется. Ура! Потерпи, немножко, сестренка, и вы тоже, остальные машины, сейчас я вас расколдую!

И вот нашел я страницу, где большими буквами было написано:

Если ты понял, что в сказке, а что в жизни, что наяву, а что во сне, что в действительности, а что миф, тогда ты можешь объяснить это всем, кто хочет и может тебя слышать и понимать. И если они тебя поймут, они сами освободятся от оков мифов и колдовства. И опять станут нормальными людьми.

Только я это прочитал, - смотрю, рядом со мной сидит моя сестренка, глаза внимательные, как будто вспоминает что-то. Я ее спрашиваю: ты как сюда попала? А она говорит – «не спрашивай. Сам знаешь. Давай лучше чай ставить, сейчас папа с мамой придут.» И мы пошли ставить чай.

А вот что обидно – в карманах у меня потом ни одного драгоценного камня не оказалось.