Эта история произошла давным-давно, когда дни на земле были светлыми, как мысли доброго человека, и длинными, как степная дорога; а ночи были короткими и теплыми, словно ткань бабушкиного шарфа. В то время восходящее утром солнце ходили встречать всем народом. И улыбаясь ему, видели ответную улыбку огромного живого светила. А, прожив длинный-длинный день, люди все вместе провожали его, зная наперед, что скоро снова наступит рассвет.
И все было бы замечательно в этой стране, если бы люди не кривили немного душой. Ведь улыбались утреннему солнцу они не столько потому, что искренне радовались его появлению, сколько для того, чтобы ублажить его. Они надеялись, что после этого солнце будет светить, не заходя за тучи, и помогать им исполнять их обычные дела. А вечером они махали вслед ему рукой не в благодарность за то, что оно светило весь день, а в надежде, что оно снова скоро взойдет.
В это вот время, в одной стране, которая расположилась на трех небольших островах среди моря, в небольшом городке, на самой окраине его, жила девочка по имени Марта.
Она была добрая, приветливая и ласковая. И всегда, когда встречала кого-то на улице – тут же одаривала своей ясной улыбкой. Люди этой страны, которые улыбались в основном только утром – солнцу и вечером – закату, днем становились серьезными, а многие даже ворчливыми. И со стороны им могло показаться, что улыбается девочка специально, подражая взрослым. «К тому же она перепутала время суток: ведь днем в улыбках нет необходимости!» – говорили они.
На самом же деле, Марта и подумать не умела, что можно украсть что-то чужое: пусть даже это будет такая невинность, как улыбка! И она искренне раздаривала свое тепло налево и направо.
Так, однажды, заметив издали телегу водовоза, Марта учтиво отошла на обочину дороги. Стоя по щиколотку в пыльной траве, девочка махала ему рукой, в то время как сам водовоз – веселый бородач дядюшка Кропликс – еще не мог видеть ее. Он был близорук, а носить прописанные очки никак не хотел: при езде по булыжной мостовой они все время подпрыгивали на его крупном носу, и готовы были соскочить при любом неловком движении.
Гнедой тяжеловес Пегас бряцал толстыми копытами по булыжнику. Телега грохотала. Большая деревянная бочка, доверху наполненная водой, плескала во все стороны. Брызги долетали до самой Марты – на ее выгоревшее платье, попадали на лицо.
Марта отряхнула подол; улыбаясь, утерла щеки, нос, и уже вслед удалявшейся телеге все махала и махала своей худенькой ручонкой…

Иногда, рано-рано утром, Марта выходила во двор. Так было и на этот раз.
Все дома на их улице еще спали. И только отдельные окошки распахивали свои ставни, да кирпичные трубы кое-где начинали дымить – там пеклись вкусные пшеничные пироги.
Марта подошла к калитке, сложила на ней руки, оперлась на них подбородком, и долго так стояла, наблюдая, как ленивые, сонные коты собираются под старой ветлой. Мурлыкая от удовольствия, они рассказывали друг дружке истории, привидевшиеся во сне.
– Вот я… Мур-р!.. Поймал сегодня такую огромную серую мышь!.. Мур-мур-р!.. – хвастался соседский кот Поликарп.
Все коты и кошки дружно радовались улову Поликарпа. В животах у них урчало, а глаза масляно лучились – словно Поликарп на самом деле, а не во сне, поймал мышь.
Из-за их спин осторожно высунулся сиплый и худой котяра, у которого не было даже имени. Он жил где-то в овраге, но любил утренние посиделки домашних котов. И они, в общем-то, не были против его компании.
Он недоверчиво перебил Поликарпа:
– Не вер-р-рю… Не вер-р-рю!.. Таких мышей не бывает!.. – А сам облизывался, представляя крупную добычу: ведь он-то и маленькой мышью не всегда мог полакомиться.
Прямо над ними, на ветку сел взъерошенный одинокий воробей. Он тоже только что проснулся и, пролетая мимо, заинтересовался беседой.
– Чирик-чирик: врете все… врете все!.. – поддразнил он котов.
Один из них, ощетинившись и выгнув спину – чтоб было пострашнее, разогнался и стрелой взлетел по стволу дерева.
Воробей моментально упорхнул. Оборачиваясь находу и передразнивая обидчиков, он чирикал:
– Серая мышь!.. Серая мышь!.. Чирик-чирик!.. Врете вы все… врете вы все!..
…А в это время в соседней роще, которая росла неподалеку – через небольшой луг за домом Марты, во всю гомонили ранние птицы. И мир был наполнен радостным пением, утренней прохладой и сладким ожиданием большого, длинного дня.
Марте нравилось это предрассветное время, когда солнце еще не взошло, а в воздухе расплывался густой утренний туман. Когда все деревья, дома и сама улица находились в сказочном белом облачении.
Вскоре в пелене тумана послышалось глухое постукивание деревянных башмаков и повторяющийся время от времени голос:
– Молоко. Кому молоко?.. Молоко… Просыпайтесь!.. Кому молоко?..
Голос становился все громче и громче, но никого все еще не было и не было видно… И вот, наконец, из белых клубов тумана выплыла молочница Анжела – молодая девушка в пышном, в складках, платье и белом чепце. Марте показалось, что и сама Анжела походила на небольшое туманное облако.
Именно ее ждала девочка.
– Здравствуй, Марта! – поздоровалась девушка. – Ты снова поджидаешь меня?..
Но уже до этого Марта вовсю улыбалась своей открытой улыбкой, которая – как она чувствовала – рождалась где-то глубоко в ее сердце. И она даже не могла определить – что ей больше нравится: покупать у молочницы молоко или приветствовать это раннее утро?
Анжела – это добродушное утреннее создание – и та настороженно отнеслась к улыбающейся Марте. Даже она не могла принять необъяснимую девочкину приветливость.
Марта подала девушке большую теплую монету, нагретую в зажатом кулаке, и та налила из своего бидона утреннее парное молоко в кувшин Марты. И девочка, поблагодарив Анжелу, осторожно понесла кувшин домой, на кухню, где стряпала возле печи ее мама.

Взрослые считали Марту немного странной. Они не понимали: как это можно днем так запросто раздаривать улыбки всем на свете? Им казалось, что человеку достаточно поприветствовать утром солнце, да поздороваться с соседом. А Марта улыбалась всем встречным-поперечным, знакомым и незнакомым, друзьям и даже тем, кто с ней не водился.
Кто-то даже рассказывал, что видел, как она беседует с неживыми цветами.
«Она разговаривает, словно перед ней находится старый знакомый! – возмущался рассказчик. – Ее даже не смущает, что цветы не отвечают ей!»
Взрослым почему-то казалось, что таким образом можно растерять все душевное тепло; и потом – откуда его брать?..
А девочка как будто не замечала настороженного отношения к себе. Ей было невдомек: как это можно потерять богатство, которое живет внутри человека? Наоборот: она чувствовала, что чем ласковее бывает с людьми, цветами, деревьями, тем больше этого тепла становится в ней, – словно невидимый волшебник, взмахнув палочкой, вливает в нее новые потоки добра.
«И даже если я подарю подруге игрушку и у меня их станет на одну меньше… Ну и что!.. Мне и так хорошо, – думала Марта. – Или я налью нищему еще один стакан молока из кувшина – как сделала это однажды… Но всей нашей семье хватило оставшегося. Да и молочница на следующее утро принесла свежее…»

Получилось так, что и среди детей у Марты не было близких друзей.
Нет, никто не отворачивался от нее, не желая водиться со странной девочкой. Да и не могли еще дети думать так, как взрослые. Но Марта улавливала, что живет в них маленькая, еле заметная Настороженность. Словно живой червячок, Настороженность шевелится внутри них и чувствует себя неуютно и бездомно. Может потому, что детская душа – не самый лучший приют для этого чувства?..
В такие минуты Марта иногда садилась в своем дворе, поодаль от детей, и с грустью наблюдала их совместные игры. Ее мама – тоже добрая и ласковая женщина – откладывала домашние дела, подходила к девочке. Она гладила ее по голове, прижимала к себе и, глубоко вздохнув, молча вновь бралась за свою работу.
Марта знала – почему так жалеет ее мать. Ведь с рождения девочка хромала на одну ногу – она у нее была немного короче другой. Но Марта страдала не оттого, что чувствовала себя хромоножкой, а потому, что не могла объяснить матери настоящую причину своих переживаний. Она знала, что не столько хромота отталкивала от нее детей. А живущая в них Настороженность, которая завидовала открытой натуре девочки. Но сколько бы ни пыталась она говорить об этом – взрослые, которые должны все понимать, почему-то не понимали ее. И это было странно!..

Иногда дети забегали за ней, и они все вместе мчались вдоль улицы, за город, на луг; а иногда и в березовую рощу – куда им дозволяли ходить родители.
Марта, прихрамывая, бежала позади всех. И когда добиралась до рощи – все дети уже давно разбредались по ней, играя в казаков-разбойников. Она садилась поодаль, на бугорок, и наблюдала за ними.
Девочка нисколько не печалилась, а была даже довольна, что может вот так, сразу, видеть всех играющих. У нее не было обиды на детей, которые весело носились среди зарослей бузины и лесного орешника. Ведь в это время она могла разговаривать со своими любимыми цветами, разглаживать травинки, смотреть сквозь осколок темного стекла на солнце. И это занятие приносило ей не меньшее удовольствие.

А еще Марта любила море.
Оно было подальше рощи – за сосновым лесом. И одних детей туда не пускали.
Марта с нетерпением ждала воскресенья. В этот день ее отец – высокий худой человек с ясными глазами – брал дочку за руку, и они вместе отправлялись путешествовать.
Проходя через лес, они пробирались узкой тропинкой, петляющей меж сосен. Переходили через маленький бревенчатый мостик на другую сторону ручья. Здесь, на небольшой поляне, среди зарослей таволги, давным-давно стоял их знакомый – старый широченный пень. На нем они расстилали небольшую скатерть, раскладывали на ней пирожки с грибами, ставили бутылку молока, которую давала в дорогу мама, и, перекусывая, отдыхали, прислушиваясь к жизни леса.
…А потом перед ними открывалось бескрайнее море.
К нему подступала плотная стена деревьев, а вдоль самой воды тянулась узкая прибрежная полоска.
Вдоволь набегавшись по горячему песку, накувыркавшись, Марта с отцом ныряли в прохладные волны. Здесь не было заметно ее хромоты: в воде девочка чувствовала себя, словно рыба в своей стихии. К тому же, когда она была совсем маленькой, отец научил ее хорошо плавать, и теперь она не хуже любого взрослого преодолевала большие расстояния. А когда ныряла под воду – отец затаивал дыхание: так долго могла она рассматривать подводный мир, не появляясь на поверхности.
Наплававшись вдоволь, отец и дочь садились под каким-нибудь деревом. Они долго всматривались вдаль, откуда набегали волны, и слушали, как те с шумом накатывают на берег, шурша по песку.
Здесь Марта чувствовала себя свободно и непринужденно. Ей казалось, что море, волны, сосны понимают ее гораздо лучше, чем люди. И она не спешила уходить домой, в город, и все просила отца побыть еще немного на берегу.
Иногда на горизонте показывалось парусное судно. Как игрушечный кораблик, оно медленно, почти незаметно, продвигалось по морю. А когда Марта спохватывалась и вновь смотрела в его сторону – кораблика уже не было. Он странным образом исчезал куда-то.

Иногда Марте вдруг становилось грустно. Почему так происходило – она не знала…
И тогда, с разрешения матери, девочка отправлялась гулять по городу. Родители не боялись, что она заблудится – городок был так мал, что люди знали друг друга и всегда готовы были подсказать дорогу.
…Марта шла знакомыми улочками, уложенными булыжником. Они то поднимались в гору, то сбегали вниз, поворачивали в сторону или пересекались с такими же узкими переулками.
Девочка разглядывала черные железные фонари, спящие днем, рассматривала увитые плющом стены каменных домов. Она прислушивалась к шороху ветра в густых деревьях, и ей казалось, что и деревья, и сам ветер – живые, загадочные существа, язык которых надо понять.
Проходя мимо одноэтажного здания городской почты, девочка остановилась поодаль и стала ждать, когда подъедет почтовая карета.
Это была необычная карета: светло-голубая, с белыми полосами. А на боку ее был нарисован герб города. На нем: ветка акации, а над ней – белый почтовый голубь с конвертом в клюве.
Карету загрузили маленькими и большими ящиками-посылками, холщовыми мешками с письмами.
На пороге здания появился почтовой – дядюшка Кнут. Он заметил девочку и произнес:
– Что-то ты грустная сегодня… Садись-ка, прокачу!..
Дядюшка Кнут подсадил Марту на запятки позади кареты.
– Только держись! – сказал. И они тронулись с места и покатили городскими улицами.
Марта с замиранием сердца наблюдала за жизнью городка отсюда, с кареты.
Дома проносились быстро, и прохожие так быстро исчезали, что Марта даже не успевала крикнуть им «здрасьте». Она только и делала, что наблюдала широко раскрытыми глазами за уносящимися вдаль людьми.
На обочине дороги двое незнакомцев орудовали лопатами, прочищая сточную канаву… Босой мальчишка в коротких, с заплатами, штанах усердно тянул козу на веревке. А та упиралась и ни за что не хотела слушаться его… Слева проскочила навстречу широкая подвода. В ней дядюшка Сэм обычно перевозил сено для своих коров. Но сейчас сена на ней не было, а присели на корточки: маленькая Гела – ровесница Марты, ее младшая сестра Ноя, и рядом с ними вцепился в деревянный поручень толстый карапуз Гиль – брат обеих. А сам дядюшка Сэм правил лошадью. Он сидел впереди, на деревянном ящике, заменяющем сиденье. Его рыжие прямые волосы развивались на ветру, клетчатая, старая безрукавка хлопала полами по толстенькому животу…
Возле харчевни, в пыли, копошились на солнце куры, потряхивая разноцветными перьями. Под ступеньками, в тени, лежал старый пес Молька. Ему, видимо, было жарко. Он прикрыл глаза, высунул длинный язык и тяжело дышал.
Услыхав грохот кареты, Молька приоткрыл один глаз, равнодушно посмотрел на нее, и вновь задремал.
«Ему, конечно, все равно!.. Ему не пишут письма!..» – подумала Марта…
Во дворе, возле глиняного приземистого домика, судачили трое женщин. Их Марта видела впервые. А возле них ползал по траве голый малыш, пытаясь схватить за хвост серого котенка. Котенок уворачивался от него, но по всему было видно – ему тоже приятна эта игра…
Проехав немного, дядюшка Кнут остановил лошадей и ссадил девочку.
– Ну, беги домой… Дорогу найдешь? – спросил он, хотя прекрасно знал, что Марта хорошо выучила улочки города.
Почтовая карета исчезла за поворотом. Она повезла письма на пристань. Оттуда, на специальном торговом судне они поплывут на соседние острова.
А Марта, ожившая и повеселевшая, побежала домой.

Было еще одно любимое место у Марты.
Если выйти на луг и обогнуть березовую рощу слева, то окажешься на высоком косогоре, внизу которого стоит маленький домик под соломенной крышей. Он обнесен старым плетнем и почти незаметен в зарослях грецкого ореха. И только небольшое окошко светится белыми ставнями среди зелени.
В домике живет пожилая женщина. Никто не знает – как ее зовут, кто она и чем занимается. Никто никогда не ходит к ней. Да и сама женщина редко появляется в городе.
Она бродит улочками – тихая, неприветливая, как будто не умеющая улыбаться – как и все горожане днем. И исчезает, словно тень в сумерках.
Иногда Марта приходит на косогор, садится среди трав, полевых цветов, и подолгу смотрит вниз, на кроны деревьев и на хижину среди них.
Временами хозяйка проходит по двору и снова исчезает в доме.
…Родители Марты не то чтобы не разрешают девочке бывать здесь, но как-то настороженно относятся к этому месту и дальше горы, спускаться вниз не советуют.
Но Марте достаточно наблюдать с высоты одинокое окошко. Оно манит чем-то непонятным и загадочным. А когда под вечер в комнате зажигается свеча – и вовсе кажется сказочным.

Как-то раз, когда Марте наскучило возиться с куклами, а на улице не было видно никого из подруг, она отпросилась у матери и отправилась через луг, за рощу, на свою гору.
Там, как обычно, уселась на траву и стала перебирать сорванные по дороге колоски пшеницы. Она разлущивала их, и отправляла в рот мягкие, набухшие зерна. И они ей казались даже вкуснее сладких конфет-леденцов, которые иногда приносил отец.
Поглядывая на знакомое окошко, Марта беседовала с травами, цветами и сама с собой.
Внизу, за плетнем, показалась женщина. Ее простое синее платье было хорошо видно отсюда – сверху. Женщина что-то сделала в саду и вновь скрылась за домом. И вслед за ней пронесся высокий колокольчиковый звон – как будто много маленьких тонких колокольчиков затрепетало одновременно. Они словно переговаривались между собой. Звон разносился по долине, распространялся вверх, достигая самой макушки холма, где сидела Марта.
Девочка насторожилась, впервые в жизни слушая такой нежный перезвон. Ее так сильно потянуло туда, вниз, что она непроизвольно встала. Затем огляделась по сторонам, вспомнив наказ родителей, но не удержалась и стала медленно спускаться по пологому склону.
Дойдя до плетня, она остановилась в нерешительности.
Перезвон прекратился, но отголоски его еще улавливались слухом Марты.
И в это время по тропинке сада прошла Пожилая Женщина.
Марта вначале оцепенела оттого, что оказалась один на один с незнакомкой. Но затем, встретившись взглядом с ней, оттаяла, почувствовав, что ничего плохого та ей не сделает.
Тут только она обратила внимание, что весь сад вокруг дома усажен пышными кустами роз. Здесь росли ярко-желтые огромные цветы; маленькие, с ноготок, красные бутончики, усеявшие большой куст. Розовые нежные лепестки на следующем растении напоминали Марте паруса яхты, которую она видела в море. Еще на одних ветках были цветы, сочетавшие в себе несколько цветов радуги. А на входе во двор, по бокам калитки величаво раскинулись два куста с ослепительно-белыми цветами…
Женщина сделала едва заметный жест головой, приглашая Марту войти.
Девочка поколебалась немного, затем все же отворила скрипучую калитку и прошла внутрь. Почувствовав во взгляде Пожилой Женщины доброжелательность, Марта улыбнулась ей.
Губы женщины оставались неподвижными. Но Марта, несомненно, ощутила ответное приветственное движение души этого человека и поняла, что не ошиблась, войдя сюда.
– Проходи, деточка! – пригласила Пожилая Женщина.
Девочка, прихрамывая, пошла вперед через маленький дворик в небольшой сад, который до этого видела только издали.
Пожилая Женщина внимательно посмотрела на нее, но ничего не спросила.
…Все было и обычно и необычно в этом саду: яблони с аккуратно выбеленными стволами, раскидистые вишни с гроздьями крупных ягод, колючие кусты крыжовника с налитыми, янтарными плодами, дерево инжира с поспевающими мягкими грушами, еще какие-то растения, названия которых Марта не знала.
Тонкий аромат цветов витал в воздухе, перемешиваясь с пряным запахом мелисы: куст лимонной мяты разросся внизу, у подножия одного из ореховых деревьев.
И от всего этого исходили трепетные, нежные волны чего-то неземного и непривычного. Но у Марты было ощущение, что когда-то, давно-давно, она знала – что это такое… И потому сейчас всем своим сердцем потянулась к саду, стараясь припомнить: что же он напоминает ей?
Пожилая Женщина и девочка уселись друг против друга: одна – на садовую скамью под кустом жасмина, вторая – на маленькую скамейку с резной спинкой.
Во взгляде женщины тоже сквозила загадочность, хотя сам он был прост. А лицо и того проще: немолодое, с очерченными морщинками. Из-под косынки выбивались седые волосы.
Марта обратила внимание на ее руки. Худые кисти обтягивала постаревшая, сморщенная кожа, под которой выделялись сухожилия. Но тонкая кость, длинные пальцы с аккуратными ногтями, выдавали благородство этой женщины. Видимо когда-то она была очень красивой. Глаза же ее лучились глубоким пониманием, добром и таинственностью, присущей всему, что находилось в этом, новом для девочки, месте.
Глядя на нее, Марте казалось, что Пожилая Женщина знает о ней, о жителях города, о своем саде, да и вообще обо всем на свете – все, что только можно о них знать; и даже то, чего они не знают о себе сами. И когда женщина заговорила, назвав ее по имени, – девочка даже не удивилась.
– Марта… тебя, кажется, так зовут? – спросила она.
Девочка кивнула головой.
– И ты живешь на Сиреневой улице, в доме из красного кирпича, вход в который увит диким виноградом?..
– Да, это мой дом, – отвечала Марта.
– А отец твой служит в конторе по переписи населения… Кажется так?..
– Да, мой папа ведет специальные книги, куда записываются все жители нашего города.
– Улыбающиеся утреннему солнцу жители!.. – многозначительно добавила Пожилая Женщина.
– Наверное, так, – несколько растерялась Марта.
– А мама твоя работает по хозяйству, оставаясь дома. И чтобы немного подработать, она вяжет теплые носки и варежки. И благодарные жители носят их зимой…
– Все дети нашей улицы лепят снежки в этих варежках.
– И родители, конечно, любят тебя?..
– Очень любят: и мама, и папа!.. И я их тоже люблю… Папа иногда покупает мне леденцы. Мы с ним ходим за дальний лес, к морю… А мама рассказывает вечером сказки.
– Да, я это знаю… – сказала женщина. – А еще знаю, что ты любишь всех жителей города: соседей, знакомых и незнакомых.
Марта скромно пожала плечами. Она понимала, что говорить вслух об этом не очень прилично.
– Так, что же тебе, деточка, нравится в них?.. Они неплохие люди… но не всегда понимают тебя и твою доброту к ним, – настаивала женщина. – За что же ты их любишь?
Марта наверное впервые задумалась об этой мелочи. Раньше ей и в голову не приходило, что любят за что-то.
– Просто люблю и все, – ответила она. – Мне нравится кататься на почтовой карете. Ведь дядюшка Кнут такой добрый!.. – Она немного подумала и добавила: – И жалкий какой-то!.. Может оттого, что у него нет жены и детей…
– А дядюшка Сэм?.. Ведь у него трое детей!
– Дядюшка Сэм все время трудится, трудится… Он косит за городом траву. А потом, когда она высохнет, возит и возит сено для своих коров. И все равно их семья живет бедно… Может поэтому я люблю их, – неуверенно предположила она.
– Ну, тогда как же дядюшка водовоз? Он все время обливает тебя водой и даже не извинится при этом. А то и вовсе не замечает тебя!
Марта задумалась. Потом сказала:
– Не знаю… Дядюшка Кропликс, конечно, веселый… Но, я думаю: он веселым только кажется. На самом деле он не совсем такой… А еще у него все время падают очки. Если только он их одевает, – добавила она.
– Так, может быть, они такие жалкие оттого, что не умеют улыбаться днем? – с лукавинкой в глазах предположила женщина… – Ладно, Марта, оставим этот разговор – заговорила я тебя совсем, – сказала она. – Давай-ка лучше чайку попьем.
Она сходила в дом и скоро вернулась с небольшим подносом, на котором дымились две чашки ароматного чая. В голубые розетки было налито любимое девочкино варенье из крыжовника, а в вазочке горкой лежали мягкие баранки, к которым Марта тоже была не равнодушна.
Марта даже ойкнула тихонько от удовольствия и неожиданности: ну откуда знает эта женщина о ее вкусах?..
Пожилая Женщина только посмотрела на девочку и сразу поняла ее. Они рассмеялись вдвоем тому, что без слов прочли мысли друг друга, и принялись за чай, настоянный на травах.

Скоро подошло время идти домой. Марта засобиралась, поблагодарила за угощение.
Но прежде, чем уйти она спросила:
– А что это за колокольчиковый звон был слышен из вашего сада, когда я сидела на горе?
Пожилая Женщина глянула загадочно на Марту.
– Это цветы разговаривают!.. Ты смогла услышать их язык, – не каждому это удается!.. Да и не каждый может видеть цветы! – совсем уж непонятно добавила она. – Скоро ты все поймешь. А пока… пока я хочу сделать тебе небольшой подарок. – Женщина снова сходила в дом под соломенной крышей и вернулась с самой обычной пуговицей.
– Это тебе… Пришьешь на платье.
И тут только Марта заметила, что одна из трех ее пуговиц потерялась.
Девочка взяла в руки пуговицу. Она оказалась точно такой, как оставшиеся две.
– Благодарю! – сказала она. – А откуда у вас в доме нашлась точно такая… – Марта не договорила; хлопнула себя ладошкой по лбу: – Да я позабыла: вы ведь все знаете и умеете! – улыбнулась она.
– Может и не все, – с легким вздохом ответила женщина. – Но вместе с тобой мы способны узнать и сделать больше, – снова произнесла она непонятную фразу. – Возьми-ка вот эту иголку с ниткой. Пришивай пуговицу именно ею. А если пуговица оборвется – пришей еще раз. Да только смотри не потеряй ее.
Женщина помогла заколоть иглу за воротничок платья. Намотала на нее нитку, чтобы та не болталась.
– А теперь беги. Как закончится нитка – приходи ко мне. Впрочем, ты и сама поймешь, когда надо будет вернуться…
Марта уже привыкла к странным словам и не очень-то обращала на них внимания. Она зажала в ладошку пуговицу, попрощалась и вышла за калитку.
Поднимаясь по пригорку, девочка несколько раз оборачивалась и махала рукой странной женщине. А та стояла за плетнем, между двух кустов белых роз, и взглядом провожала Марту.